Аквариумные рыбы
Когда же угорь достигнет
Когда же угорь достигнет известной степени развития, то становится, наоборот, самой живучей рыбой и одним из самых грозных врагов всего мелкого населения аквариума. У одного знакомого любителя угри эти вначале были немного толще спички, да пожалуй, не длиннее ее, а потом в них стало четыре с лишним вершка. Раздувая свои шеи и извиваясь змеей, двигались они по аквариуму, обвивали растения или, подкапываясь под них, вырывали их из земли и немедленно пожирали всякую мелкую рыбку; а чуть на дне накапливалось немного грязи, поднимали такую муть, что аквариум становился похожим на самую грязную лужу.
Прижившись в аквариуме, угорь становится весьма ручным, берет из рук пищу, дозволяет себя трогать и, по словам Плиния, приближается на звук знакомого голоса или даже инструмента, в особенности если производить звук этот регулярно перед каждой кормежкой. Юнг, один из новейших исследователей, говорит, что посаженные им даже в бассейн или прудик угри через год до того приручались, что, проводя большую часть дня на дне, тотчас же поднимались на поверхность, как только приближался кто-либо из кормивших их людей, безбоязненно брали из рук пищу и играли с протянутыми пальцами.
Но особенно любопытна жизнь в аквариуме громадного 2-аршинного угря, прожившего в баке с проточной водой у г. Демаре (как мы уже выше говорили) с лишком 37 лет.
В продолжение первых 25 лет он жил в большом глиняном сосуде, помещавшемся в комнате. Сосуд этот, в котором вода менялась еженедельно, хотя сам по себе и был велик, не давал, однако, возможности угрю протянуться во всю длину, так что он должен был постоянно лежать свернувшись. А потому он был перемещен в большой цинковый бак, вмещавший, по крайней мере, ведер 20 воды, которую меняли каждые 15—20 дней. Однако бак этот служил ему лишь летней резиденцией, а начиная с первых заморозков он снова возвращался в свое прежнее жилище — глиняный сосуд — и оставался в нем до весны.
Длина угря вначале равнялась 1 метру 40 сантиметрам, а объем от 8 до 10 сантиметров, и в продолжение 3-х лет рост его увеличился не более как на одну треть. Пищей ему служило сырое мясо (филе), нарезанное кусочками в виде червячков, которые он подхватывал с удивительной ловкостью и жадностью, пока они плавали в воде, но никогда не ел, если они падали на дно.
Иной пищи, кроме говядины, он не принимал, да и говядина должна была быть непременно самая свежая, а что касается до земляных червей и маленьких рыбок, то хотя он их также не ел, но чрезвычайно любил, когда последние вокруг него плавали, и с величайшим удовольствием преследовал и нападал на них каждый раз, как они только попадали к нему в бак.
Угорь этот ел только летом, начиная с апреля месяца и по октябрь, а зимой упорно отказывался от принятия какой бы то ни было пищи. Но и летом ел очень редко: всего раз в 6—7 дней, причем чувство голода выражал тем, что начинал волноваться в своем бассейне и высовывал голову, когда кто-либо приближался к его жилищу или звал его. Лиц, которые его чаще всего кормили, он как-то признавал. Так, одно время, он появлялся на голос сестры г. Демаре, а потом также появлялся, когда звала его дочь. Сколько до него ни дотрагивались, он никогда никого не укусил, исключая одного случая, когда ему сунули палец прямо в рот.
Так как приходилось вынимать его каждый раз, как чистили его помещение, то он к этому, по-видимому, уже привык и, стараясь остаться в воде, не делал, однако, никаких резких движений, чтобы освободиться. То же самое было и когда его схватывали в воде: он не вырывался из рук, а потихоньку скользил. Часто он оставался совсем без движения, стараясь запрятаться за горшки поставленных в его бак водяных растений, и лежал или вытянувшись во всю длину, или же обвившись вокруг горшков, а плавал только по утрам и по вечерам. Когда же температура становилась выше обыкновенной, то и движения его становились более живы и даже более резки. Время от времени он всплывал также и на поверхность. Но из чувства самосохранения, держался больше на дне, что отчасти было и хорошо, так как, напр., когда раз подстерегала его одна проголодавшаяся кошка, то она не могла поймать его только благодаря одной водной преграде. Тем не менее удар когтем успел ранить угря близ глаза, который покрылся беловатой кожицей, так что с месяц г. Демаре считал его окривевшим. К счастью, однако, опасения его не оправдались, и вскоре зрительный орган, близ которого находилась ранка, совершенно сделался одинаков с неповрежденным.
